Я ослепла на правый глаз. Теперь о плохом:
Больницы, родственники, опять больницы. Я дома теперь, но здесь мне уже как-то неуютно. Такое ощущение, что с Нового года ничего, кроме больниц и родственников не было. Глубокая, глубокая попа. Никогда бы не поверила, что можно всерьёз, спокойно и хладнокровно рассуждать о самоубийстве потому что с одной стороны идея всю жизнь жить калекой и неохота, как так, а с другой при всём желании наскребла только идею, что слежу за парой онгоингов. Ничего не хочу: ни кукол, ни рисовать, ни писать, ни новое платье. Из института меня отчислили. Тут же, практически через мою голову, протолкнули в другой. И отказаться невозможно: ради меня, вроде, старались, и как я учиться буду - не знаю. Хотя хожу, вроде, уже сама. Улучшения есть: теперь, когда врач мне на живот нажимает, я только пищу и ёрзаю, но уже не плачу. Спать теперь тоже могу.
Йориков я всех осмотрела. За время моего отсутствия никто не пострадал. Только с одной барышни мейк облупился, но именно этого от неё я и ждала.
Не знаю, что делать.
Варианта два: либо докрасить и разослать, либо смыть накрашенное и разослать вотпрямщас;
Все на меня, конечно, злы, и правильно.
Но меня сейчас куда больше волнует, что я должна за лечение отцу тридцать тысяч, а своих денег у меня осталось двадцать рублей. Я ему даже на завтрашний праздник веник цветов купить не смогу. Нужно пойти цветочек хоть ему нарисовать, плохо, что никакого желания рисовать нет.
Мне, наверное, придётся распродавать половину того, что я за эти годы накупила. Ну и ладно. Посмотрим.